17 марта 1972 года в ЦДРИ был мой творческий вечер. Процедура эта очень
тяжелая и нервозная. Как только актер решил дать согласие на творческий
вечер, ему сразу надо выдавать награду. Еще до результата.
Мало того, что нужно точно наметить программу вечера, все отрепетировать
и знать назубок, упросить партнеров прийти на репетиции, освободить их от
спектаклей в театрах на этот вечер, еще нужно суметь уговорить авторитетных
людей прийти на вечер и сказать несколько теплых слов о тебе. Без этого
нельзя. В программе стоят известные фамилии, и в зале их ждут. Кто-то не
смог. Кто-то дал согласие, а потом заболел. У кого-то как раз в это время
работа в другом городе. У кого-то спектакль, а замены нет. Мы с
руководителем ЦДРИ никак не могли уточнить фамилии в программе вечера.
Многие хотели сказать обо мне. Пришли только двое. Треть вечера в зале был
"лед". "Карнавальная ночь" прошла при гробовом молчании. Смеялись только на
экране. Это жутко! Но без "Карнавальной ночи" нельзя!
Потеплело, когда после фрагмента из "Рабочего поселка" я сыграла сцену
из мюзикла "Целуй меня, Кэт", где мои куплеты заканчиваются эксцентрическим
танцем. Это соединение двух полярных жанров, видимо, понравилось публике.
Она поблагодарила сдержанными аплодисментами. После фрагмента из нового
фильма "Тень", где я в роли придворной актрисы Юлии Джулии, в зале уже было
теплее. А когда на экране прошла сцена Юлии Джулии и Министра финансов,
роль которого исполнял 3. Гердт, в зале появился интерес, и вечер пошел
"набирать"...
В конце программы я пела. Пела знакомые и незнакомые песни, пела свои
песни. И даже "Песенку о хорошем настроении" уже приняли. Но наибольший
успех вызвала "Маленькая балерина" Вертинского. Я ее сделала по-своему.
После песни - секунда молчания - и горячий прием. За смелость, наверное.
Этим творческим отчетом мне нужно было себя проверить - созрела ли я к
поединку с московской публикой? Она меня забыла. Она вообще ничего обо мне
не знает. А я уже другая. Смогу ли я изменить свое положение? Смогу ли
выйти из "второго сорта"?
И я, сцепив зубы, никак внутренне не реагируя на "лед", на прием
публики, в абсолютном одиночестве проводила свой вечер. Я видела и любила
только своих партнеров, экран и пианиста Давида Ашкенази.
Уже закончилась программа, уже много раз я уходила за кулисы и опять
выходила на сцену. Но в зале еще и еще чего-то от меня ждали...
Я подошла опять к микрофону.
- Спасибо. Я счастлива. Здесь, в зале сидят мои родители. - Все
зашевелились, а папа, слегка приподнявшись, поклонился; мама втянула голову
в плечи. - Я хочу для них исполнить песню, романс их молодости - "Осень".
Давид Ашкенази начал вступление... Я смотрела в зал. Впервые мелькали
два белых платка. Мама плакала вместе с папой.
- Ах ты, моя дочурочка! Якой же я радый, какой же я довольный твоим
вечером... Усех положила на лупаты! Правда, одним недовольный. Надо было на
сцену и родителей вывесть - нас з Лелею - хай усе видять, хто тибя родив!
|