Музыка. Меня спасла музыка. Иногда я с острым приступом тоски
чувствовала, что именно музыка была ключом к моей жизни, к детству, теперь
такому далекому. Музыка жила во мне вопреки тому, что я хотела стать
драматической актрисой. Она тщательно скрывала свой запас, понимала, что не
пригодилась мне здесь в театре, терпела, не выказывала себя, как могла...
Но иногда она вырывалась на волю, как однажды, в тот день Девятого мая. В
день двадцатилетия победы над фашизмом. В театре шел спектакль "Вечно
живые". В середине второго акта, прямо на полуслове, в зале погас свет, и
по обеим сторонам сцены зажглись сосуды с Вечным огнем. Все артисты и
зрители замерли. На авансцену вышел актер и негромко, торжественно-траурным
голосом сказал: "Сегодня, в день двадцатилетия победы над фашистской
Германией, почтим павших смертью храбрых минутой молчания". Зал в бесшумном
порыве взлетел и затих. На целую минуту. Но какую! Я вдруг ощутила, как
кровь отлила от головы. Происходит нечто такое, что не может пройти
бесследно. Минута молчания. Молчал зал. Молчала сцена. Молчала страна.
Молчал мир. Я думаю, в зале не было ни одного человека, который в эту
минуту не испытал потрясения и кого бы эта минута не перенесла на двадцать
лет назад или не заставила задать вопрос: "А что такое эта минута в твоей
жизни?" После спектакля я шла домой, пересекая площадь Маяковского, забитую
нарядной, праздничной толпой. Пестрая майская молодежь, учтиво уступала
дорогу сорокапятилетним "старичкам" с орденами и медалями. А дома меня
ждали родители. Как только папа открыл дверь, я бросилась к нему и
расплакалась. У него на груди красовались две медали: "За победу над
Германией" и "За взятие Берлина". Родители приехали в гости. Папа, мама,
Маша и я собрались все вместе. Папа очень темпераментно, уже в какой раз
рассказывал о событиях фронтовой жизни. Мы же слушали, как в первый раз.
Вдруг он прервал рассказ и горько заплакал: "Выпьем за моего родного брата
Мишку, хай земля ему будить пухум!" Всю ночь после минуты молчания, после
нашего семейного ужина с папиными рассказами и воспоминаниями меня мучила
музыка. Так наутро родилась первая моя песня "Праздник Победы". Мне
хотелось, чтобы в этой песне было все то, что так всколыхнуло меня. Чтобы в
ней очень просто было сказано о всех пережитых моментах.
Праздник Победы, шумит весна,
Люди на площади вышли.
Старый отец мой надел ордена,
Выпили мы за погибших.
Чтобы в ней была страница моего детства, которая пронеслась в ту минуту
молчания, когда я стояла на сцене.
Вспомним мы песню военных лет
"Синенький скромный платочек".
Эту песню я девочкой пела когда-то,
Эту песню я раненым пела в палатах,
Эту песню на фронт увозили солдаты.
И чтобы в ней обязательно была Победа, несмотря ни на что, несмотря на
потери. Несмотря на солдатские могилы.
В них лежат подарившие жизнь нам солдаты,
Подарившие мир и салютов раскаты...
Жаль, что на бумаге не воспроизведешь мелодии, исполнения, а лишь слова.
Их по моей просьбе уложила в стихи актриса театра Людмила Иванова. После
каждого из трех куплетов идет музыкальный припев без слов - вокализ, -
который имеет каждый раз новую актерскую краску, особый смысл, а в конце
песни вокализ этот звучит уже в мажоре. И голос исполнителя должен
перекрыть оркестр. Как апофеоз, как гимн Победе! Что там говорить, я эту
песню задумала с размахом. Ах, как она мне была по душе.
В то лето 1965 года в актерском доме отдыха я случайно разговорилась с
певицей Москонцерта и узнала, что у нее нужда в репертуаре. Она загорелась
этой песней. В Москве я с ней разучила все нюансы, остановки, замедления, а
главное - мысль, и никакой внешней аффектации. В финале - апофеоз, да еще
исполнила его на октаву выше! Эффект! - "та што там гаварить!" Певица
Маргарита Суворова спела эту песню осенью того же года на конкурсе
советской песни в Театре эстрады. В тот день я играла безмолвную
девушку-манекенщицу в "Третьем желании". И о том, чтобы отпроситься на
конкурс, где будут петь "мою" песню, не могло быть и речи. Потому все
отзывы моих друзей оставлю в стороне - тут может быть и гиперболизация, и
просто желание меня поддержать. Но в "Неделе" эту песню отметили, назвали
ее удачей конкурса: "Интерпретация певицы соответствует этой сложной и
необычной по построению талантливой песне". Начиная с самого 1957 года,
после выхода "Карнавальной ночи", после всего-всего, это были первые
радостные строчки. У меня же прямо крылья выросли. Певица пела песню на
гастролях с успехом, о чем писали местные газеты, вырезки из которых мне
переслали. Уже и другие запели песню. А один эстрадный певец спрашивал: "А
что, если я переделаю и буду петь: " Эту песню я мальчиком пел по
палатам..." Я ему осторожно заметила, что если "петь", то "...в палатах", а
если "ходить", то "...по палатам". Но это его не остановило, и он "пел по
палатам". Ах, какая, в конце концов, разница? Спасибо, пел мою песню!
И вот как-то усаживаюсь вечерком перед телевизором... В то время была
такая музыкальная программа, где критик выступал с новостями музыкальной
жизни и критикой новинок. В компании двух композиторов, популярного в то
время певца и очаровательной критикессы как раз шла речь о последнем
песенном конкурсе. Я затаила дыхание... Что будет... Критикесса прочла
абзац из "Недели", где говорилось о "Празднике Победы". Но уже потому, как
она читала те же строчки, которые меня так осчастливили, было ясно, что
сейчас меня "приложат". Я вцепилась в подлокотники кресла... Жду... "Ну что
вы, это же несерьезно", "спекуляция на чувствах людей", "Девочка в
палатах", "какой-то отец надел ордена и медали", разве о таком в песне
поют? Ну, товарищи, ну нельзя же так!"
Как дышать, если нет воздуха? Как явиться завтра в театр? Как
встретиться в лифте с соседями? Как появиться на улице? Как объяснить папе?
А может, взять бюллетень? Что делать?... Нет, только не бюллетень. Только
открыто. И пошла. И играла. Как ни в чем не бывало. А что там внутри, так
это дело терпения и силы воли. А через некоторое время появятся другие
песни, "фронтовики наденут ордена" и выяснится, что все это "поется".
Несмотря на такой грустный финал истории с моей первой песней, я получила
большое наслаждение, когда ее пела. И пусть она не стала широко известной,
пусть это были мои маленькие, частные радости, но они были.
...Стояла теплая весна 1966 года. На голубом небе ярко светило солнце. Я
вышла из театра на любимую площадь Маяковского. "Нет, жизнь не кончена в
тридцать один год, вдруг окончательно и бесповоротно подумал князь Андрей".
Какой еще князь Андрей? А-а-а! Андрей Болконский у Толстого. Стоп. А мне
сколько сейчас? Тридцать один! Ага? Вперед! Я пошла через площадь на улицу
Горького, улыбаясь прохожим. Изнутри меня заливала мелодия детства, на
которой выросло мое поколение, она никогда не давала падать духом:
Нам ли стоять на месте?
В своих дерзаниях всегда мы правы...
Музыка взбунтовалась во мне, взорвалась и зазвучала, освободившись, как
от рабства. Музыка! Я пошла за тобой! Посмотрим, как распорядится жизнь...
|